Ричер ушел, еще раз протиснувшись между деревцами, выросшими в коридоре, и снова пересек вестибюль. Довольно бессмысленный поступок – ведь ни одна из стен не поднималась более чем на четыре дюйма и он мог выйти из дома в любом месте. Но ему хотелось почувствовать, что он возвращается тем же путем, каким пришел сюда. Ричер помедлил перед дверью на улицу, которая отсутствовала, потом уселся на сохранившуюся ступеньку, как мог сделать ребенок после ливня, когда вода в канаве у него под ногами несется мимо, точно река.

И тут откуда-то справа до него долетел странный звук.

Не просто звук, а визг. Мужской голос. В нем не слышалось ликования или радости, ярости или гнева. Только боль. Далеко. Примерно в том направлении, где находился яблоневый сад, по пути к машине. Ричер встал и поспешил обратно, пробираясь между деревьями, шагая по старой дороге, мимо школы, мимо церкви, обратно к ограде.

Примерно в пятидесяти ярдах впереди, как раз в центре сада он увидел старика с собранными в хвост волосами. Другой мужчина, более чем в два раза моложе и почти в два раза тяжелее, стоял у него за спиной и заламывал ему руку за спину.

Ричер быстро перебрался через ограду и быстро направился к ним.

Чтобы преодолеть пятьдесят ярдов, спортсмену потребовалось бы пять или шесть секунд. Ричер рассчитывал на тридцать. Медленным шагом. Но решительным. Так он собирался отправить сообщение. Длинные шаги, плечи расслаблены, руки расставлены в стороны, взгляд прикован к молодому грубияну. Примитивный сигнал, выученный много лет назад. Парень смотрел на юг. Возможно, рассчитывал на помощь. Может быть, явился с компанией.

Ричер подошел совсем близко.

Парень повернулся к нему лицом и поставил старика перед собой, превратив его в живой щит.

Ричер остановился в шести футах от них.

– Отпусти его, – сказал он.

Всего два слова, но тон, отработанный много лет назад, вместе с несколькими скрытыми абзацами, прятавшимися в гласном звуке в конце фразы, намекал на неизбежные и катастрофические последствия при попытке сопротивления. Грубиян отпустил старика. Но он не собирался сдаваться. Нет, сэр. И хотел, чтобы Ричер понял: он просто освободил руки. Для более важных дел. Потом отпихнул старика в сторону и шагнул вперед, прямо в личное пространство Ричера, и теперь находился не более чем в четырех футах от него. Возраст немногим больше двадцати лет, темные волосы, небритое лицо, рост более шести футов, вес двести фунтов, загорелый и мускулистый, благодаря работе под открытым небом.

– Это тебя не касается, – заявил он.

Ричер подумал: «А это еще что такое, день сурка?»

– Ты совершаешь преступление в общественном месте, – заявил он. – И я не исполню своего долга гражданина, если не укажу тебе на этот факт. Именно так устроена цивилизация.

Парень снова посмотрел на юг и повернулся к Ричеру:

– Это не общественное место, а яблоневый сад моего деда. И вам обоим не следует здесь находиться. Ему запрещено, а ты незаконно проник в чужие владения.

– Это дорога, – ответил Ричер. – Твой дед украл ее у округа сорок лет назад. В те времена, когда был молодым и смелым. Как ты сейчас.

Молодой нахал еще раз посмотрел на юг, но на этот раз не стал поворачиваться к Ричеру, который увидел, что к ним, быстро шагая между двумя рядами деревьев, где сад спускался по склону, приближается мужчина, похожий на стоявшего перед Джеком мальчишку, только на поколение старше. Не больше. Возможно, отец. И точно не дед. Более дорогие, чем у сына, джинсы, более чистая футболка. Более глубокий загар и седые волосы. Такое же телосложение, возраст немного за пятьдесят.

– Что здесь происходит? – спросил он, когда подошел.

– Вот вы мне и расскажите, – ответил Ричер.

– Кто вы такой?

– Человек, стоящий на общественной дороге и задающий вам вопрос.

– Здесь нет общественной дороги.

– Ваше нежелание признать данный факт не имеет отношения к реальности. Это дорога. Здесь всегда была дорога. И она никуда отсюда не делась.

– Что вас интересует?

– Я увидел, как ваш сын применяет физическую силу к пожилому джентльмену. Полагаю, мой вопрос – о том, как это характеризует вас в качестве родителя.

– В данном случае он получает максимальную оценку, – заявил предполагаемый отец. – Сколько будут стоить яблоки, если люди станут думать, будто наша вода отравлена?

– Речь идет о том, что произошло восемь лет назад, – сказал Ричер. – Никаких последствий не было. Лучшие мировые ученые сказали, что с вашей водой всё в порядке. Так что пора забыть о тех событиях. И проявить миролюбие. Возможно, вы говорили какие-то глупости восемь лет назад. Может, мне следует за это вывернуть вам руку сегодня?

– Технически у них имеется соглашение с корпорацией в Колорадо, – вмешался старик с собранными в хвост волосами. – В него внесена поправка к закону об ограничительных судебных постановлениях. Там сказано, что им заплатят, если они смогут доказать, что я здесь находился. Я надеялся, что они о ней забыли. Судя по всему, я ошибся. Они заметили мою машину.

– И как они это докажут?

– Они только что отправили фотографию. Сотовый телефон ловит сигнал только на холме, и он туда ходил.

– Закон и порядок, – сказал отец. – Вот в чем нуждается наша страна.

– А как это соотносится с той его частью, где говорится о краже общественной дороги для выращивания яблок?

– Меня уже тошнит от ваших бесконечных повторений одного и того же, – заявил отец.

– Это лишь звук реальности, не более того.

– Что вы вообще делаете в лесу?

– Не ваше дело, – сказал Ричер.

– Может быть, очень даже мое. Мы связаны определенными отношениями с владельцами земли.

– Вы не сможете послать мою фотографию.

– Интересно, почему?

– Вам придется достать телефон из кармана, я его у вас отберу и сломаю. Вот почему.

– Нас двое. И у нас два телефона.

– Все равно недостаточно. Вам следует вызвать подкрепление. Но, к сожалению, вы не можете. Здесь сотовый телефон не ловит сигнал, для этого нужно подняться на холм.

– А ты наглый сукин сын, не так ли? – осведомился отец.

– Я предпочитаю слово «реалистичный», – поправил его Ричер.

– Хочешь устроить проверку?

– Тут возникает этическая проблема. Твой мальчик может получить психологическую травму на всю жизнь, если увидит, как папочку положат на землю у его ног. Впрочем, у тебя тоже, если я выведу из строя твоего отпрыска. После того как ты не сумеешь его защитить. Ты определенно испытаешь весьма неприятные чувства. Вероятно, такое случается с родителями. Однако я не могу знать наверняка. Я не отец. Но вполне могу представить, каково это.